Герой рассказа «Бобок» — литератор-неудачник, спившийся до белой горячки, страдающий от зрительных и слуховых галлюцинаций. Подобный выбор повествователя объясняет фантастичность всего, что привиделось ему при посещении кладбища. А привиделось ему картины самого крайнего цинизма. Покойники в этом рассказе, хотя и телепатически, богохульствуют, развратничают, отринув все святое и чистое.

Критика, за немногим исключением, прошла мимо рассказа «Бобок». Немногие отзывы носят крайний отрицательный характер: «бессмысленный патологический этюд — таково было господствующее мнение современников». В журнальном обозрении журнала «Дело», «Бобок» характеризуется следующим образом: «...г-н Достоевский повествует, как на кладбище он подслушал разговоры погребенных уже покойников, как эти разлагающие трупы сплетничают, изъясняются в любви и.т.д. Положим, что все это фантастические рассказы, но самый уже выбор таких сюжетов производит на читателя болезненное впечатление и заставляет подозревать, что у автора что-то неладно в верхнем этаже».

Резко отрицательное суждение об этом произведении принадлежит и Андрею Белому: «для чего печатать все это свинство, в котором нет ни черточки художественности. Единственный смысл напугать, оскорбить, сорвать все святое. „Бобок“ для Достоевского есть своего рода расстреливание причастия; а игра словами „дух“ и „духовный“ есть хула на Духа Святого».

И разительным диссонансом этому мнению является суждение, принадлежащее М.М.Бахтину: «Вряд ли мы ошибаемся, если скажем, что „Бобок“ по своей глубине и смелости — одна из величайших мениппей во всей мировой литературе».

Подобные разногласия в оценке одного итого же художественного явления побуждают нас пытаться выяснить причины разнобоя в мнениях крупнейших творческих и научных авторитетов о «Бобке» и приблизиться к строго научному объяснению данного художественного опыта писателя.

Прежде всего, замети, что Андрей Белый не обратил внимания на жанровую суть произведения, на то, что «Бобок» — это фантастика. Затем, как можно отождествлять персонажа /спившегося, полусумасшедшего человека/ с автором? Наконец, А.Белый почему-то не проявил интереса к авторской позиции, а она, как выясняется при внимательном чтении, служит художественному развенчанию «подполья», обобщающая характеристика которого и дана в этом произведении.

Небольшое по объему произведение делится на пять фрагментов, фиксируемых с помощью отступов. В первом повествователь дает развернутую характеристику самому себе и объясняет фантастическую необыкновенность последующего.

Повествователь — спившийся литератор, понимающий, что стоит на грани помешательства. Он говорит: «Со мной что-то странное происходит. И характер меняется, и голова болит. Я начинаю видеть какие-то странные вещи. Не то чтобы голоса, а так, как будто кто-то подле: „Бобок, бобок, бобок!“ Какой такой бобок? Надо развлечься».

Начиная рассказ, Достоевский подчеркивает свою отстраненность от образа повествователя: «Это не я; это совсем другое лицо». К тому же дается подзаголовок произведению — «Записки одного лица». Эта предосторожность не помешала А.Белому и другим критикам отождествлять автора рассказа с повествователем.

Следующие фрагменты текста углубляют раскрытие образа повествователя. Речь его отрывиста /«рубленный слог»/ и вместе афористична. Она обнаруживает приметы острого ума, но крайне циничного: «Ходил развлекаться, попал на похороны». О кладбище: «Мертвецов пятнадцать понаехало...» «Вот еще местечко!.. Во-первых, дух... Но дух, дух... Не желал бы быть здешним духовным лицом». Подчеркнутый каламбур выдает цинизм повествователя, его духовную ущербность.

Сидя на могильной плите, герой рассказа постепенно начинает различать голоса погребенных, ведущих между собой оживленный разговор. Выясняется, что сознание мертвецов после похорон на некоторое время сохраняется, что вполне допустимо в фантастическом жанре. Ситуация рассказа, таким образом, носит фантастический характер, хотя содержание «речей» покойников обнаруживает признаки трезвейшего реализма, доходящего временами до грубо натуралистических подробностей. Этими особенностями обнаруживается структурное родство «Бобка» с предшествующими произведениями, содержащими сатирические мотивы и образы.

В жанровом отношении перед нами фантастика сатирическая. Достоевский представляет здесь примеры психологии «подполья», то есть, крайних форм эгоцентризма, порождающих опустошительную бездуховность. Так, в рассказе многократно обыгрывается слово «дух» в оксюморонных значениях. Для рассказчика — в прямом смысле, как трупный запах, а для мертвецов — в переносном, очень значительном: ...тут вонь, так сказать, нравственная...

Духовная деградация замогильных персонажей изображается в рассказе по принципу неуклонного возрастания. Вначале солидные покойники развлекают себя игрой в преферанс /мысленно, конечно / и пустенькой болтовней, но затем они собираются рассказать друг другу самые «стыдные» эпизоды из своей жизни /ситуация знакомая читателю по роману «Идиот»/. Наконец, аморализм набирает силу, достигая степени самого грязного и отвратительного цинизма. Публика здесь собралась разномастная. Это генерал Первоедов, богатый лавочник, дамочка Авдотья Игнатьевна, наивный юноша, знатная барыня, надворный советник Лебезятников, тайный советник Тарасевич. Ключевая фигура в среде мертвецов — «негодяй псевдовысшего света» /так он себя величает/ — барон Клиневич. Именно он берет на себя роль инициатора перемен в поведении мертвецов:

" - Довольно, — порешил Клиневич, — я вижу, что материал превосходный. Мы здесь немедленно устроимся к лучшему. Главное, чтобы весело провести остальное время...Главное, два или три месяца жизни и в конце концов — бобок. Господа, я предлагаю ничего не стыдиться!..
— Ах, как я хочу ничего не стыдиться! — с восторгом воскликнула Авдотья Игнатьевна.
— Обнажимся, обнажимся! — закричали во все голоса.
— Я ужасно, ужасно хочу обнажиться! — визгнула Авдотья Игнатьевна...
— Хи — хи — хи! — хихикала Катиш«.

Слово «бобок» в рассказе первоначально представляется малозначительным: «Есть, например, здесь один такой, который почти разложился, но раз недель в шесть он все еще вдруг пробормочет одно словцо, конечно, бессмысленное; про какой-то бобок: „Бобок, бобок“, но и в нем, значит, жизнь еще теплится какой-то искрой...». Но затем это слово приобретает символическое значение, обозначая последний предел нравственного падения личности. Даже циник-рассказчик, терпимо относящийся к развлекающимся мертвецам, в конце концов, не выдерживает, гневно восклицая: «Нет, этого я не могу допустить, нет, воистину нет!...Разврат в таком месте, разврат последних упований, разврат дряблых и гниющих трупов и — даже не щадя последних мгновений сознания! Им даны, подарены эти мгновения и...А главное, главное, в таком месте! Нет, этого я не могу допустить...».

Повествователь собирается навестить другие участки кладбища в надежде наткнуться «и на утешительное».

Наиболее глубокий анализ этого произведения дан в монографии М.М.Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского». Особенно хочется указать на два момента анализа, предпринятого исследователем. Первый — это подробнейший выяснение генезисов «Бобка». Бахтин убедительно показывает связь поэтики этого произведения с древнейшим жанром мениппеи. Это «почти классическая мениппея Достоевского. Жанр выдержан здесь с поразительной целостностью. Можно даже сказать, что жанр мениппеи раскрывает здесь свои лучшие возможности, реализует свой максимум. Это, конечно, менее всего стилизация умершего жанра. Напротив, в этом произведении Достоевского, жанр мениппеи продолжает жить своей полной жанровой жизнью».

Несомненно влияние, по убеждению Бахтина, на создателя «Бобка» сказало творчество Лукиана, Сенеки, Буало, Гете, Дидро, фантастические и сказочные элементы Гофмана, фантастические рассказы Эдгара По.

Второй, столь же важный момент концепции Бахтина — это указание на связь «Бобка» со всем художественным миром Достоевского. «Маленький „Бобок“ — один из самых коротких сюжетных рассказов Достоевского — является почти микрокосмом всего его творчества. Очень многие, и притом важнейшие идеи, темы и образы его творчества — и предшествующего и последующего — проявляются здесь в предельно острой и обнаженной форме...».

Мы вправе заметить, что небольшой по объему рассказ «Бобок» играет существенную роль в образной системе Достоевского. Этот рассказ представляет собой художественный синтез всех самых отвратительных и циничных сторон духовного «подполья», раскрытию антигуманной сути которого посвящены многие произведения писателя. Фантастическая образность тут не самоцель, а эффективное художественное средство, обеспечивающее выполнение этой задачи.

« Пред.		След. »