Немалое место принадлежит фантастике и в романе «Идиот», появившемся в 1866 году. Это одно из высочайших творений мировой литературы, что подтвердило время. Самый жгучий и неподдельный интерес к этому роману не угас и сегодня, о чем говоря не только переиздания, опыты экранизации, но и огромная все более серьезная литература о его поэтике.

Специфика критической оценки романа состоит в том, что многие суждения появились по мере публикации произведения в журнале «Русский вестник». Некоторые авторитетные ценители высказывали автору свои суждения в письмах к нему. Значительным был поток газетных и журнальных откликов. С первого момента своего появления роман был воспринят как значительнейшее явление литературы. Успех этого произведения у читателей не вызывал сомнений. Что касается критических отзывов, то тут не было единодушия, высказывались как одобрительные, так и резко критические суждения.

Для нас особенный интерес представляет мнение А.Н.Майкова, находящегося в дружеских отношениях с писателем. Ознакомившись с частью первой романа, он дал ему положительную оценку, но оговорил свое резко отрицательное отношение к «фантастическому освещению в нем лиц и событий». Вспоминается отношение Белинского к «Двойнику», его фантастическому колориту. Видно, в критике прочно утвердилось настороженное или даже отрицательное отношение к фантастике как художественному средству. В своем письме от 14 марта 1868 года Майков пишет: «...во всем действии более возможности и правдоподобия, нежели истины. Самое, если хотите реальное лицо — Идиот /это Вам покажется странным?/, прочие же все как бы живут в фантастическом мире, на всех, хоть и сильный, но фантастический какой-то блеск». Свой упрек в фантастичности лиц Майков повторил в сентябрьском письме к Достоевскому того же года.

Не принял романа «Идиот» и Н.Н.Страхов, находящийся в почти дружеских отношениях с Достоевским. Страхов противопоставил роман Толстого «Война и мир» с его ясной поэтикой, произведению Достоевского с его «запутанными и таинственными приключениями, описанием грязных и ужасных сцен». Как и Майков, Страхов отрицал правомерность использования фантастики в реалистической прозе.

Достоевский был, несомненно, уязвлен непониманием сущности его творческого метода даже со стороны доброжелателей. В письме к Страхову Достоевский спрашивал: «Неужели фантастический мой Идиот не есть действительность, да еще самая обыденная! Да именно теперь-то и должны быть такие характеры в наших оторванных слоях общества, — слоях, которые в действительности становятся фантастическими».

Завязалась полемика о соотношении фантастического и реального, основные итоги которой нами рассматриваются выше. Здесь же нам предстоит рассмотреть вопрос о специфике фантастического в романе «Идиот». Прежде всего, требуется оценить в этом аспекте образ заглавного героя, князя Мышкина. Автор называет своего главного персонажа фантастическим, разумеется, в условно-метафорическим понимании этого образа. На самом же деле Мышкин образ не фантастический, каковым, например, является двойник Голядкина, а вполне реальным лицом. Г.М.Фриндлер в комментариях к роману пишет: «Мышкин был задуман не как фантастический или условно аллегорический образ...Мышкин изображен автором как вполне реальное лицо, со своей сложной земной индивидуальной биографией и судьбой».

В чем же художественная суть, эстетическая природа этого загадочного образа? По всей видимости, в его двойственности. Он, Мышкин, вполне реальный человек и в тоже время он как образ принадлежит к эстетическому полю мифа, мечты, а это значит — и к фантастике. Начать с того, что задуман Мышкин как личность вполне прекрасная. Достоевский упорно проецировал своего персонажа на близких к идеалу героев мировой литературы. Объектами его пристального художественного внимания являются Дон Кихот, Пиквик, Жан Вальжан, «Рыцарь бедный» /из стихотворения Пушкина/. Нравственный уровень этих персонажей чрезвычайно высок и все-таки недостаточен для осуществления задуманного — создания образа вполне прекрасного человека. С неизбежностью Достоевский приходит к библейскому образу Христа. Князь Мышкин спроецировал на Христа — в этом зерно его высочайшей нравственной сути. В черновых рукописях Достоевский многократно называет его князем Христом. Этот великий образ глубоко запал в душу писателя и так же долго им вынашивался и ждал своего художественного воплощения.

О том. Какое место занимал Христос в мироощущение Достоевского, говорит его письмо к Н.Д. Фонвизиной /февраль 1854 г./: «...Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил о себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но и с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть...».

Князь Мышкин в романе добр, кроток, беспредельно искренен, душа у него голубиная, чистая словно родниковая вода. Писатель создал образ человека натурального, неиспорченного, человека Руссо.

Глубже других проник в замысел Достоевского — создателя образа Князя Христа — М.Е.Салтыков-Щедрин, дав истолкование этого образа в своей статье 1871 года, опубликованной в журнале "Отечественные записки«.«...Мы имеем возможность указать на пример, относительно которого не может быть речи о недоумениях, недомыслах, непониманиях или о чем-нибудь подобном...Пример этого представляет Ф.М.Достоевский. по глубине замысла, по ширине задач нравственного мира, разрабатываемых им, это писатель стоит у нас совершенно особняком. Он не только признает законность тех интересов, которые волнуют современное общество, но даже идет далее, вступает в область предвидений и предчувствий, которые составляют цель не непосредственных, а отдаленнейших исканий человечества. Укажем хотя на попытку изобразить тип человека, достигшего полного нравственного и духовного равновесия, положенную в основу романа „Идиот“, — и, конечно, этого будет достаточно, чтобы согласиться, что это такая задача, перед которой бледнеют всевозможные вопросы о женском труде, о распределении ценностей, о свободе мысли и т.п. Это, так сказать конечная цель, в виду которой даже самые радикальные разрешения всех остальных вопросов, интересующих общество, кажутся лишь промежуточными станциями».

Из приведенного текста видно, что Салтыков-Щедрин видит в образе Князя Мышкина не просто образ прекрасной личности, но предтечу будущего. Это не тип, воплощающий какие-то существенные стороны переживаемой эпохи, а явление, скорее относящееся к области утопии, мечты, фантазии, хотя и имеющих реальные основания для осуществления их в будущем, пусть далеком.

Фантастическую суть главного героя романа выявляет и М.М.Бахтин, когда пишет: «Карнавально-фантастическая атмосфера проникает весь роман. Но вокруг Мышкина эта атмосфера светлая, почти веселая, вокруг Настасьи Филипповны — мрачная, инфернальная. Мышкин в карнавальном раю, Настасья Филипповна — в карнавальном аду, но эти ад и рай в романе пересекаются, отражаются друг в друге по законам глубинной карнавальной амбивалентности».

Действительно, все в жизни Мышкина необычно и до крайности противоречиво. Он испытывает братскую любовь к Рогожину, собирающемуся его убить, сочетает одновременную любовь к двум женщинам. Как бы вне жизненной логики находятся его отношения почти ко всем персонажам романа.

Первые читатели романа А.Н.Майков и Н.Н.Страхов сразу же почувствовали фантастический колорит произведения, но не поняли его значения как гротескно-сатирический характеристики действительности, настолько невероятной, что ей вполне подходит определение — фантастическая. И на самом деле, большинство персонажей — нравственные монстры. Вельможа Тоцкий берет на воспитание ребенка и умело развращает его, а затем превращает в свою наложницу. Таково начало биографии главной героини романа Настасьи Филипповны. Затем, задумав жениться на дочери генерала Епанчина, Аглае, Тоцкий избавляется от наложницы, намереваясь выдать ее замуж за Ганю Иволгина, откупившись солидным приданым, которое ей дает. Ганя, равнодушный к Настасье Филипповне, соблазняется суммой приданого. Епанчин, в свою очередь, намеревается после того, как Настасья Филипповна станет женой Гани, сделать ее своей любовницей. Предельно сложную ситуацию переусложняет страстный, не знающий ни в чем удержу, внезапно разбогатевший Рогожин, позарившийся на красавицу и вознамерившийся прибрать ее к рукам. С точки зрения обычный человеческой морали данная ситуация представляется дикой, невероятной, поистине фантастической.

Антитезой князю Мышкину в романе является Ипполит, скептик и эгоцентрист. Его сумрачные мироощущение спроецировано на фантастические сны и бреды, воплощающие теневые стороны бытия. В одном из снов, которые ему «снятся сотнями», он увидел «ужасное животное, какое-то чудовище. Оно было вроде скорпиона, но не скорпион, а гаже и гораздо ужаснее...Я очень хорошо разглядел: оно коричневое и скорлупчатое, пресмыкающийся гад, длиной вершка в четыре...». Ипполит подробно, на половину книжной страницы, дает описание этого чудовища, воплощающего тот духовный ужас, который рожден его бредовыми идеями. Вспоминаются сходные душевные волнения Свидригайлова, осаждаемого мышами в его кошмарах. Для помраченного сознания Ипполита характерно и его бредовое видение природы в виде «какого-то огромного, неумолимого и немого зверя, или, вернее, гораздо вернее сказать, хоть и страшно, -в виде какой-нибудь громадной машины новейшего устройства, которая бессмысленно захватила, раздробила и поглотила в себя, глухо и бесчувственно великое и бесценное существо...».

Фантастические образы огромного тарантула, неумолимого зверя, машины, явившейся для поглощения всего самого прекрасного, воплощают теневые стороны сознания несчастного Ипполита. Не случайно с этим строем образов связан еще и образ злодея Рогожина, явившегося в бредовом сознании Ипполита виде привидения.

« Пред.		След. »